Первые радости
Василий Алферов
Едва ли можно встретить такого человека, который бы в детские годы оставался равнодушным к удочке. Удочка для ребят - одно из самых интересных и увлекательных развлечений. Многие с возрастом бросают рыбалку, увлекаются другими видами спорта. Но мне посчастливилось. С детства полюбив рыболовный спорт, я на протяжении десятков лет не расстаюсь с удочками.
Никогда не забудутся первые радости, первые походы на рыбалку и первые красноперые окуньки, нанизанные на кукан!
...Село наше расположено близ Волги. Весной полая вода заливает луга и подходит к самым избам. Широкий, буйный разлив - точно море! Дикие утки косяками прилетают сюда и смело подплывают прямо к баням. А когда спадет вода и луга покроются густыми сочными травами, открывается изумительная картина. Сколько разных птичек, мотыльков, стрекоз, букашек - видимо-невидимо!
А какие красивые озера в лугах! С камышами, осокой, кувшинками и водяными лилиями. По берегам стоят ивы и кудрявые ветлы. Их ветви опускаются прямо в воду, и как раз в этих местах стаями кружат язи. Только эти картины природы хоть немного скрашивали наше беспросветное детство.
У меня был задушевный товарищ Яшка. Мы с ним были ровесники и даже ростом одинаковы. Только Яшка был черноволосый, смуглолицый, застенчивый, с маленьким птичьим носом, а я - белоголовый, непоседливый. Обоих нас сблизила и сдружила горькая участь, нужда и любовь к природе. У нас всегда была одна забота - чем-нибудь да помочь родителям в поисках пропитания, что-нибудь да принести в дом.
У нас с Яшкой на Большом озере были свои излюбленные места для рыбалки. Я всегда садился с удочками около огромного талового куста. Куст был очень стар, и листья росли только на его вершинке.
Яшка сидел недалеко от меня. Его место было чистое, только" у самого берега поднималась густая осока.
Один раз Яшка поймал такого окуня, что удивил даже старых рыболовов. Окунь весил больше двух фунтов. Дорофеич - Яшкин дедушка,- бодрый высокий старик, в дырявой холщовой рубахе, долго любовался этим окунем, не выпуская его из рук.
- Какой здоровый, а? Я сколько годов рыбачил, а таких не лавливал. Это, пожалуй, самый большой окунь на свете. Копеек: пять лавочник за него даст. Обязательно даст. Надо снести.
У меня же было особенное желание - ловить линей. Мне думалось, что линь любит возиться в траве и коряжнике. Вот почему я и выбрал это место. Правда, оно было менее спокойным: частые задевы страшно сердили меня, а иной раз приходилось расставаться с крючком и леской. В таких случаях я чувствовал себя до того обиженным, что готов был расплакаться. В самом деле, легко ли в разгар лова остаться с пустыми руками!
Лини клевали редко, и мне приходилось довольствоваться сорожкой, язиками, густеркой.
Мы с Яшкой как-то спросили Дорофеича, почему линь редко клюет, а вот окунь, например, или сорожка всегда ловятся хорошо? Дорофеич погладил реденькую седую бородку и с видом знатока важно ответил:
- Потому что линь - рыба в наших озерах редкая, ее маловато, а окуня и сорожки в каждом водоеме - несметное число. И еще скажу, что линь - несусветный лентяй, лежебока. На прогулку и на кормежку выходит больше всего ночью. Прогуливается и днем в тихую солнечную погоду. Вот почему, мои милые, и трудно его изловить. А рыбка бо-ольно вкусна, что твоя курица!
Однако и я сумел удивить соседей своим уловом. Вскоре после того, как Яшке попался на крючок окунь-великан, я поймал здоровенного линя.
Ох, уж мне этот линь! Сколько я с ним мученья принял - и до сих пор не забыть. Попался он мне на самую тонкую леску - в четыре волоска. Наживка была закинута рядом с кустом. Клева не было долго. Потом смотрю - поплавок тихо-тихо повело в. самый коряжник.
"Наверное, задев",- подумал я и потянул леску. Леска натянулась туго, а удилище согнулось в дугу. "Так и есть - задев",- решил я и уже намерен был раздеваться и лезть в воду, чтобы отцепить крючок. Вдруг неожиданно леска ослабла, и на поверхности воды показались круги. И тут я понял, что на крючке хорошая рыбина. Но как быть? Ведь одним махом ее не выбросишь на берег. В таких случаях, учил нас Дорофеич, рыбу подводят к берегу "поводком", причем нужно иметь сноровку: когда рыба начинает сопротивляться, надо леску отпускать, а когда утихает - осторожно подводить к себе.
Когда я вытащил линя и стал снимать с крючка, он вырвался у меня из рук и чуть снова не ушел в воду. Я так перепугался, что со всего маху упал на землю и преградил ему путь. Накрыв линя подолом рубашки и тяжело дыша, я лежал без движения до тех пор, пока линь окончательно не притих.
...Домой возвращались на закате солнца. В этот раз на своем кукане я нес богатый улов.
С утра и перед вечером, как известно, бывает особенно хороший клев. Рыба косяками подходит к берегам и отыскивает корм.
Однажды нам с Яшкой пришлось наблюдать, как большие стаи окуней совершали "кругосветное путешествие". Случилось это так. Ходили мы срезать новые удилища. И когда возвращались, решили завернуть на Мочальное озеро. Идя вдоль крутого берега и пристально всматриваясь в чистую гладь воды, мы были поражены: окуни шли важно, кое-где на минутку останавливались, а потом уходили дальше. Затаив дыхание, мы, не отрываясь, смотрели в прозрачную воду, точно в огромное увеличительное стекло, и окуни в наших глазах становились все крупнее.
В самом деле, может ли какой рыболов равнодушно смотреть на такую картину? Но вся беда была в том, что на Мочальном озере никто не рыбачил. Здесь когда-то мочили лубки, а потом перестали. Дно озера, особенно у берегов, сплошь было завалено корягами.
Посмотрели мы на огромные стаи окуней, проглотили слюнки да так и пошли, досадуя на то, что здесь нельзя рыбачить. Лесок нам не так было жалко, мы их сами сучили, но вот крючки - это дело покупное. Пара крючков стоила у деревенского лавочника Афанасьича копейка. А копейку нам, ребятишкам, негде было взять. Да и крючков не напасешься: задевы замучают...
Как и всегда, ранним утром пришли мы на Большое озеро и расселись по своим местам. Во время рыбалки мы обычно соблюдали дисциплину, как настоящие рыболовы: не кричали, не ходили вдоль берега, боясь отпугнуть рыбу. Зато после разговорам "е было конца. Я рассказывал Яшке, как у меня сорвалась с крючка большая густерка, а Яшка говорил, что и у него был такой же случай, причем каждый раз уверял: сорвалась не какая-нибудь густерка или сорожка, а обязательно "соменок".
До обеда я наловил столько, сколько иной раз не лавливал и за весь день. На моем кукане плескались радужные окуни, язи, красноперки. И вот в промежуток, когда не было клева, из густой осоки вынырнула большая серая змея. Она сунула морду в мой кукан с рыбой, заглотала самого первого небольшого язика и поплыла вглубь, вместе с колышком утянув и мой кукан. Я громко, со слезами, крикнул:
- Я-ашка!..
Но Яшка перепугался еще больше, чем я. Ведь он ужей и то боялся, а это змея! Мне было обидно: Яшка пойдет домой с рыбой, а я ни с чем. А дома еще мать трепку задаст, скажет: - Чего попусту болтаешься! Надо думать, как хлеб добывать.
Когда шли домой, Яшка часто посматривал то на меня, то на свой кукан с рыбой. Потом неожиданно предложил:
- Вась! Давай разделим мою рыбу: половину мне, половину тебе...
Яшка сказал это с такой искренностью, что я согласился. И мы весело зашагали к дому.
Стояла поздняя морозная осень, но снегу еще не было. В один из ясных тихих дней мы с Яшкой отправились на Большое озеро с блеснами. Исходили весь водоем и вдоль и поперек, а рыбы не наловили. Даже "стучка" не слышали. Это, видимо, потому, что лед был чистый, прозрачный, как стекло. Рыба пугалась и уходила вглубь.
- Пойдем домой,- безнадежно сказал Яшка.
Я согласился.
По пути к дому мы завернули на Кругленькое озеро. Здесь в летнюю пору женщины полощут белье да купаются маленькие ребятишки. Только мы ступили на лед, как сразу увидели два круглых золотистых пятна величиной с ладонь. Это были караси. Я взял у Яшки топорик, пробил лед и вынул их из проруби.
- Живые! - восторженно крикнул Яшка.- Давай их завернем потеплее, а дома в воду пустим. Они плавать будут и вырастут большие. Дядя Максим говорил, что караси живучи.
Так мы и сделали.
О настоящем аквариуме мы, конечно, тогда и понятия не имели. Однако мысль, что карасей можно вырастить, нас очень волновала. Решили посадить их в кадку с водой, что стояла у нас в избе у порога. Поскольку мы это делали тайком, то всю затею с карасями можно было бы гораздо проще и успешнее завершить у Яшки, так как он жил только вдвоем с матерью, а у нас была семья. Но вода у Яшки хранилась в ведрах.
В это время в избе у нас, кроме моего маленького братишки, никого не было, и мы быстро пустили карасей в воду. Кадка была до краев наполнена водой. Несколько секунд караси чуть заметно шевелили жабрами, а потом медленно опустились на дно.
- Не бойся, Вась,- шепотом проговорил Яшка.- Это они устали маленько. Вот отдохнут и плавать будут.
Мы покрыли кадку и пошли на улицу.
Спустя неделю произошло то, чего мы никак не ожидали: кадка сильно потекла. Я пришел с улицы в тот момент, когда мать перевертывала ее, качала головой и вздыхала.
Караси лежали в большой деревянной чашке. Мой маленький братишка теребил их за плавники. Отец стоял молча. Потом он махнул рукой:
- Хватит, мать, ворочать кадушку. Снесу к бондарю - обручи сменит.
Мать набросилась на меня:
- Идол ты непутевый! И в кого только уродился такой отбойный. Силушки моей нет... У людей дети, как дети, а это - назола одна. А Яшка пусть и носа не показывает к нам. Выдумщики. На-ко вот тебе - рыбы в кадушку напускали. И когда они только это спроворили?
Я стоял, боясь пошевельнуться. Мать сняла со стены ремень. Но отец остановил ее:
- Чего ты взбаламутилась? У карасей зубов нет. Кадушку прогрызть они не могли. Потекла она не от этого. А ты, сынок, что прижался у порога? - неожиданно дернул меня за рукав отец и тихонько толкнул в переднюю.
Мать переключила свой гнев на отца:
- Ты всегда потачку даешь! Набаловал мальчишку, сладу с ним нет. Подожди, он тебе лягушек напускает в кадушку, будешь тогда знать!
Отец присел около печки и завернул цыгарку.
- Напрасно, мать, кричишь,- сказал отец.- Мальчишка растет смышленый. Ежели в дедушку пойдет - человеком будет.
Через день или два кадка с водой стояла на прежнем месте. Новые обручи доставили матери большую радость. Убираясь, она тихонько напевала, что с ней случалось очень редко.
В общем, все шло хорошо, только не было карасей. Мать изжарила их нам с братишкой на завтрак. Когда караси шипели на сковородке, я быстро оделся и в нерешительности остановился у стола. Мать спросила:
- Это ты куда?
- К Яшке. Одного карася ему отнесу... Мы с ним вместе их поймали.
С минуту мать стояла в раздумье, а потом посмотрела на меня добрыми серыми глазами и сказала:
- Ох вы, дружки нерасстанные. Наделаете каких-нибудь делов - беды не оберешься. Ну иди, отнеси...
У порога она сунула мне в руку две румяные, еще не остывшие ржаные лепешки и крепко поцеловала в щеку.
|
